Третья древняя, или И один в поле… - Борис Николаевич Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …о том, как муж заставлял меня шпионить.
— Да, об этом. Как ты об этом догадалась?
Тина не отвечала и, судя по всему, отвечать не собиралась. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и ждала. Неопределённая улыбка играла на её губах.
— Так вот… Что бы ты сказала, если об этом самом попросил бы тебя я?
— Ты? Зачем тебе это?
— Видишь ли, дорогая, я не тот, за кого ты меня принимаешь.
— Ты — шпион! — вскричала она.
— Нет, то есть да… Но как ты об этом догадалась? — задал он глупый вопрос. Глупее, чем в данную минуту, он никогда себя не чувствовал.
— Интуиция! — Создавалось впечатление, что его признание ничуть не всполошило Тину — она скорее упивалась своими уникальными способностями, позволившими ей разоблачить истинную суть своего любовника. — А чей ты шпион?
— Догадайся. У тебя же интуиция.
— Русский?
— Допустим.
— Ах, как интересно: from Russia with love! Из России с любовью.
— Тина, не шути. Этим не шутят.
— А я и не шучу. Если говорить правду, то мне совершенно безразлично, чей ты шпион. Главное, что тебя люблю.
— Знаешь, мне это как-то даже обидно, — попытался он сказать в шутку.
— Не комплексуй, милый. Если я люблю тебя, то смогу полюбить и твою страну. Но мне нужно всё хорошенько взвесить. Дай мне время подумать.
Его удивило спокойствие, с которым она восприняла свою вербовку, она нисколько не была шокирована его признаниями и перед самым уходом только спросила:
— Ты там… у себя на родине… женат?
Он был даже разочарован её реакцией и неадекватным вопросом о его семейном положении.
— Нет, — соврал он. — Я холост.
…Ответ он получил утром, когда Тина пришла на работу. Он видел, что решение далось ей нелегко: черты её худенького личика за прошедшие сутки обострились, под глазами появились тёмные пятна — свидетельство то ли бессонницы, то ли пролитых слёз, но ответ прозвучал решительно и твёрдо.
— …Я согласна шпионить на тебя. Я готова жить под одной крышей с Магнусом. Ты доволен, милый?
— Я… я люблю тебя!
Несмотря на то, что он с самого начала не хотел, чтобы в их отношения вкралась ложь — потому он и рассказал ей всю свою подноготную, не утаивая ни одной важной детали, — он, однако, понимал, что сообщать Тине об Ольге — это значило ставить крест на ней как агенте разведки. Она ни за что не согласилась бы поддерживать с ним, какие бы то ни было, отношения, и, следовательно, тогда и речи бы не могло идти о том, чтобы рассчитывать на её содействие в оперативных делах. Это была ложь для пользы дела. Ложь во спасение.
— Я тебе очень благодарен. — Он встал и обнял её. — Прости меня, что причиняю тебе боль. Ты не думай, что ты мне нужна только для того, чтобы… Я на самом деле очень и очень люблю тебя. Ты должна знать это, что бы с нами ни случилось.
— О Рольф, как мне тяжело! — Она всхлипнула, и тело её содрогнулось от глубоких рыданий.
— Главное, дорогая, мы будем вместе, всё остальное не имеет никакого значения.
— Да, да, конечно, любимый. Такая уж моя судьба — чтобы любить тебя, мне надо продолжать жить с нелюбимым мужем и шпионить, — мрачно пошутила она сквозь слёзы. — Я хочу называть тебя твоим собственным именем.
— Конечно, конечно. Меня зовут Алёшей. — Тут он соврал непроизвольно — сработала чисто профессиональная привычка прятать своё «Я» от посягательств других, посторонних. Он тут же утешил себя тем, что, в конце концов, ещё одна маленькая ложь не имеет принципиального значения. В конце концов, так зовут его сына.
— Альёша. Звучит красиво.
Больше никаких вопросов она ему не задавала.
Через месяц он обо всём объяснился с Центром, опустив некоторые несущественные, на его взгляд, детали, касавшиеся их интимных отношений. Чтобы вербовка не выглядела скоротечной и необдуманной, он украсил свой отчёт рассказом о том, как постепенно подводил «Стеллу» к идее сотрудничества, как занимался её политическим воспитанием, а также и прочими атрибутами, необходимыми и достаточными для того, чтобы включить иностранца в агентурную сеть советской разведки. В ответ Центр всё-таки мягко пожурил его, в частности, за то, что он поторопился вербовать «Стеллу» на советский флаг — для начала надо было предложить ей другой, более близкий по духу — например, американский или, на худой конец, французский, но дело было сделано, а победителя, как известно, не судят. Он ничуть не обиделся на замечание руководства. Откуда им было знать все детали его отношений с Тиной?
В итоге «Стеллу» включили в действующую агентурную сеть, а сама «Стелла» утратила всякую надежду на то, чтобы открыто, не прячась от мужа и людей, жить с любимым человеком.
Первый разведывательный материал, который она передала ему спустя неделю после того, как дала согласие на сотрудничество, был посвящён позиции местного правительства на очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Магнус Бергер работал с материалом на дому, и когда он отправился спать, «Стелла» открыла портфель мужа и внимательно прочитала текст инструкции, которой должна была следовать правительственная делегация.
Москва дала информации высокую оценку.
Память у «Стеллы» оказалась цепкой и вместительной, но для осуществления следующей выемки материалов у мужа он вручил ей минифотоаппарат «Минокс», предварительно научив её с ним обращаться.
И дело пошло.
«Стелла» регулярно приносила ему непроявленные фотоплёнки с секретами местного МИД, а он мчался домой, проявлял плёнки, обрабатывал материалы, закладывал их в тайники, ждал оценки Москвы, корректировал и направлял усилия «Стеллы», потом снова бежал на встречу за новыми материалами.
Первое время она находила романтичным встречаться с ним накоротке в каком-нибудь закоулке, таинственно обсуждать известные только им детали работы, придумывать маскировку для передаваемой информации, оговаривать условия встреч, отрабатывать легенду на случай непредвиденных осложнений. Но новизна восприятия скоро уступила место рутине, и «Стелла» заметно скисла. В том ритме работы, который избрал для них московский Центр, уже мало было места для их личных чувств, и «Стелла» стала явно тосковать по тем приятным и непринуждённым свиданиям, с которых начиналось их знакомство.
— Альёша, ты не находишь, что последнее время мы превратились с тобой в роботов? Ты перестал приглашать меня к себе в гости, целую вечность мы не сидели с тобой в ресторане — просто так, чтобы поговорить друг с другом, — печально сказала она как-то, уходя с очередной встречи. — Я чувствую, что мы катастрофически удаляемся друг от друга.
— Ты права, Тина, дорогая. Это я виноват во
